Монета третья

– Мне грустно.
– Сочувствую.
– Я думала о тебе, …
– Сочувствую.
– Я тут подумала…
– Сочувствую.

Ты мне сочувствуешь?! То есть делишь мои чувства со мной – ты готов взять на себя половину моей грусти, прихватив лежащий под ней изрядный кусок разочарования, да еще и глубоко запрятанный гнев? Ты действительно мне со-чувствуешь? И я могу рассказать тебе, как увеличивается расстояние между нами и рвется ощущение близости. И я перестаю верить, что ты хотел видеть именно меня.

Ты мне сочувствуешь?!

Сочувствую, – сказал банковский сейф и захлопнул дверцу с неотвратимым железным лязгом. Протянутую руку отдернуть я успела, но от неожиданности вздрогнула, сердце подпрыгнуло до горла, отчаянно булькнуло и опустилось в глубину желудка. Испуг был такой, что я никак не могла восстановить дыхание. И я запомнила этот испуг.

Ты мне сочувствуешь… Ха!

Ты даешь мне почувствовать себя нестерпимо ничтожной, маленькой, беспомощной, неловкой, ничего не знающей. Ты уменьшаешь меня до пренебрежимо малого значения, а потом бросаешь с барского плеча – сочувствую. Ты не умеешь чувствовать. Читать состояния – да, ловить колебания – еще как, анализировать со скоростью компьютера последнего поколения – да, давить – о, сколько угодно.

Но ты не умеешь чувствовать – ты привык себя не слышать,

подавлять, контролировать. Там, в твоей глубине темно и мутно – и даже рыбы с фонариком там не завелось, в этой твоей Марианской впадине. Ты так долго тренировался владеть собой, что уже давно не живешь. А исполняешь жизнь. Ты слышишь гул – и заглушаешь его музыкой. Больше музыки, больше… Не менять, только ничего не менять – занятий, местожительства, расположения книг на полке, расстановки мебели, круг знакомых. Так страх остается в глубине – таким не конкретным, смутным, потому что иначе ты не справишься, не сможешь его вынести…

И ты мне сочувствуешь…