Шепелявость перешла в бормотание. Отец Дементий стал отпевать покойного. Люди стояли молча. Нико смотрел священнику в рот, снизу вверх. У отца Дементия из ноздрей торчали волосики и соединялись с выцветшими усами. Рот то открывался и тогда у святого отца виднелась пара желтых больших зубов, то закрывался, и тогда всклокоченная борода поднималась до носа. Отпевание закончилось. Цепь загрохотала о доски гроба. Плач до сих пор молчавший матери донесся до Нико. Её не было видно. Окружавший народ скрывал её. Нико почувствовал на лбу холодную ладонь. «Боже мой! У него жар, оказывается!» – голос походил на голос тети Кетеван, но он не узнал тетку, которая тотчас подхватила его на руки. Нико ничего не помнил.

Неделю Нико боролся с жаром, бредил. Мать вконец свёл с ума. Ожидание нового несчастья иссушило её. Соседи суетились, молились. Откуда-то появился сельский врач, горбатый Эфемо. Он вперил пристальные совиные глаза в больного. В знак безнадёжности покачал головой, мол, не берусь лечить. До сознания застывшей от горя матери не дошел тайный намёк. Она лишь тогда потеряла сознание, когда баба-горбунья приплелась к Нико, глянула на его заострённый нос и, разведя руки, сняла мерку для гроба.

О, живительный луч солнца, какой силой обладаешь ты!

Солнечный луч поцеловал Нико в щеку. Приятным теплом обдало его. Болезнь была побеждена. Жизнь одержала верх над смертью. Ласковый луч со щеки Нико пополз к глазам и растворился в них оранжевым цветом. Нико улыбнулся, открыл глаза и впервые после недельной болезни осознанно взглянул на мать, на щеке которой зависли две теплые слезинки. Приятная дрожь пробежала по его телу, вернувшемуся к жизни. Натруженная и шершавя от работы рука матери коснулась его чуба, соскользнула на щеку и приостановилась у шеи.

«Радость моя, мой мальчик…» – прошептала мать.