Нино Самсонадзе

Праздник моей печали

Папа, я приехала. Меня не было ровно год. Город встретил меня как чужую, все еще красивый, с пышной платановой зеленью начала лета, но угрюмый и ожесточенный, запертый в клетку выживания, родной город, город моего отца. У меня, кажется, содрана кожа, и саднит душа, но город тоже изранен, измучен, и соприкосновение не утешает, а разъедает душу. Я не пытаюсь взращивать в себе обиду, но сейчас городу не нужны художники. Говорят пушки, музы молчат. Но, к сожалению, музы замолкают навсегда, когда уходят последние Рыцари высокого искусства, любящие и любимые дети Тбилиси – истинного, живого и теплого города, те, кто впитал его дух, его умение радоваться малому и жить. Уходят непонятые, неуслышанные, с мольбой о мире к тому, кто только и может помочь…

Я понимаю, что произошло. Я единственная твоя дочь, нет другого человека, который мог бы назвать моего отца папой, и все горе – мое, похожего нет, и каждая минута как драгоценность, такая потеря единственна, и я стараюсь ничего не упустить, но спасительная тупость горя не дает знанию проникнуть глубже, чем я могу выдержать. Рассказываю маме и бабушке о своих делах, разговариваю с друзьями… Ты рядом, но твои руки никогда меня больше не обнимут.

И слезы, и этот крик безысходности, знакомый тем, кого покидала навсегда: «Отец мой, почему ты меня оставил!» Я затихаю, придется принять как данность, что теперь мне не с кем поговорить по душам – я потеряла не просто отца, а друга, самого большого друга в моей жизни.

Кандидатский по философии. Профессор: «Скажите, у кого вы учились философии?» Я пожимаю плечами. Теперь я могу сказать: у моего отца, художника Иосифа Самсонадзе. В долгих разговорах на любые темы, вырастая вместе с картинами, дыша

одним с ним воздухом. Их этой невидимой атмосферы усваивая, как кислород, понятия о добре и зле, о благородстве и чести, любви и прощении. У меня был Учитель – терпеливый, заботливый, совершенно не воспитывающий. Мои драгоценные воспоминания, я не могу обращаться к ним сейчас, они будут нужны мне потом, долго, на всю оставшуюся жизнь.

Отец. Отец тот, кто открывает мир, мать – та, кто учит его любить. И мир мне был открыт с любовью. И я люблю мир, который ушел, его уносят с собой, и вслед смотришь с тоской и нежностью. Но вернуть можно, только вспоминая. Я буду вспоминать, но позже, а пока…

Я лечу, возвращаясь с похорон, – я видела его в последний раз, я простилась с ним, и теперь никогда. И «никогда» звучит как шаги, звучит как вальс, и я больше не плачу.

Но я еще не могу писать о нем, слишком ярок свет в круге горя, слишком близко подходишь к Богу, провожая того, кто ушел к Нему. И от приближения к высшему не думаешь о суетном, ничто не должно осквернять праздник горя. Что проку вспоминать о непризнании, о непонимании. Когда свет станет менее ярким, увидят и поймут. А пока…

Я стараюсь научиться жить без него, главное – привыкнуть к тому, что больше не услышу его голос. И мне придется ждать того времени, когда то, что я просто маленькая девочка, оставшаяся без отца, потерявшая защиту и друга, – станет моей тайной, уйдет в глубину, и никто не сможет заметить беспомощной надежды на то, что мир не лишит меня любви, так щедро дарованной мне в начале. И тогда, тогда я смогу что-то делать: устраивать выставки, писать книгу, сохранять работы.

А пока… только гордость горя, только горький праздник, выпрямленная спина и улыбка. Что поделать, я – дочь художника Иосифа Самсонадзе.