Был спокойный семейный вечер. Мы обсудили по телефону все мои московские дела. Я поговорила с папой, мамой, бабушкой. А в четыре утра мой мир изменился. Папы не стало. Я ощущаю его отсутствие, но не чувствую его. Годы стирают личную боль, она ничего не значит, но не стирают след. Мне по-прежнему открыт доступ во вселенную Иосифа Самсонадзе. Теперь он открыт и вам – картины рвутся из дома в большой мир. А он не стал ни мудрее, ни терпимее, ни спокойнее, чем был восемнадцать лет назад.

Любил ли Иосиф детей? Как сказать, ленивой сентиментальности в том, как он смотрел на маленьких, не наблюдалось. Он был взрослым давно, с восьми лет, с тех пор как отец ушел на фронт. И детскость в нем была скрытая, потаенная, но сильная. А как иначе объяснить, что он не просто пришел в мультипликацию подработать на фазах, а задержался в ней на всю жизнь. Иногда он был похож на огромного серьезного ребенка, который в упор рассматривает звезды или следы прошлых цивилизаций. Ребенка, который слышит, который прислушивается.

Можно ли любить слишком сильно? Применимо ли вообще к любви понятие силы? А можно ли сказать, что любви мало? Разве ее выдают по порциям, по карточкам, как в голодные годы? Мы отворачиваемся от себя, не смотрим друг на друга, вот нам и кажется, что сущего не существует. И мы вопим: скажите, добрые люди, скажите просветленные, скажите образованные, что делать, ведь любви так мало. Любимый человек, уходящий за грань, учит – она бесконечна. И ты будешь с ней встречаться, и ты будешь видеть ее во всем, что вокруг. Да будет так. Я люблю тебя, папа.

Теперь принято носить напоказ георгиевские ленточки. У моего прадеда, Ивана Ерофеевича Дородного, казачьего есаула, были георгиевские кресты. Так что для меня может значить георгиевская ленточка? Я бы носила другую – и не снаружи, а внутри. Разноцветную ленточку, шепчущую о том, что я ребенок. Что дитя, способное раскрывать рот от удивления, живо и здорово, имеет полные права. Что я могу заново проживать свои первые восемь лет жизни, и с каждым циклом черпать все больше из бесконечного источника радости. Быть ребенком – большая работа. Надеюсь, что жизни хватит.